Филологические аспекты убийства генерала Сулеймани
Трамп, конечно, уникально везучий персонаж — это вообще, независимо от политики. Мне об этом давным-давно рассказал Рон Уиттен — знакомый журналист из американского Golf Digest, который делал с Дональдом (тогда — просто эксцентричным миллиардером без малейших претензий на политическую карьеру) интервью на одном из принадлежащих тому полей. Естественно, разговор происходил в процессе игры.
Рон тогда заметил, насколько удачно у Дональда отскакивают мячи в сложных ситуациях. В гольфе обычно в смысле везения всё более или менее делится поровну: если у тебя мяч после отличного удара ударился о грабли, брошенные посреди поля предыдущей группой, то за это потом он после плохого удара отскочит от дерева в сторону лунки — и наоборот, если тебе сначала повезло, то позже судьба непременно заберёт должок. А Трампу поразительным образом во время игры везло постоянно. И главное, это ведь не карты, тут сжульничать невозможно, всё на виду.
Это везение в истории с убийством Касема Сулеймани проявилось в полном блеске. С тех пор, как иранский оператор-наводчик (до сих пор неизвестный широкой общественности по имени, кстати) врезал ракетами ПВО по несчастному украинскому самолету, широкая общественность обсуждает только гибель 176 человек. А тема гибели генерала Сулеймани и примерно десятка находившихся рядом людей (часть которых, кстати, были гражданами Ирака) в результате очень сомнительного в юридическом смысле американского ракетного удара по иракской территории внезапно оказалась забытой всеми. Ну, или почти всеми.
Тема-то, между прочим, очень скандальная и взрывоопасная, и если бы не сбитый «Боинг», её обсуждение и раскручивание могло привести к самым разным последствиям. Даже если предположить, что официальный Тегеран решил бы проявить сдержанность в реакции — куда вы денете группы религиозных энтузиастов (или, если обходиться без эвфемизмов, фанатиков), которые запросто могут начать устраивать свои собственные «акции возмездия»? А уж с отдельными гражданами с нестабильной психикой, которые, начитавшись гневных постов, хватают нож и идут резать первого попавшегося американского туриста, и вовсе ничего поделать невозможно. И виновным в каждом таком случае был бы объявлен лично Трамп.
А тут картина разом перевернулась: иранские власти вместо роли пострадавших оказались в роли кающихся грешников. Это такая невероятная, немыслимая везуха, что некоторые конспирологи даже рассуждают, не наняли ли американцы того самого оператора-наводчика, чтобы он бабахнул по самолёту — что лично мне представляется невероятным.
На самом деле, конечно, сбитый иранскими силами ПВО «Боинг» с точки зрения международного права никоим образом не делает убийство Касема Сулеймани менее... ну, скажем предельно корректно, неоднозначным. Соответственно, вопрос о том, как официальный Вашингтон объясняет этот акт, выглядит чрезвычайно актуальным. И вот тут-то в дело вступают обещанные в заголовке филологические аспекты.
Возможно, вы обратили внимание на формулировку, которую в своём объяснении использовал Майк Помпео — что Сулеймани был атакован, потому что представлял для США «немедленную» опасность? Или, скорее всего, не обратили — поскольку вряд ли знаете, почему именно этот термин здесь так важен.
Помпео даже задавали этот вопрос американские журналисты: в чем именно американское правительство видело «немедленность» угрозы? На что Помпео не ответил практически ничего. Потому что ответить ему было, в общем, нечего. Но это слово было, повторяю, очень важно, и использовано совершенно осознанно.
Дело в том, что этот термин — imminent threat — является частью т.н. «критериев Каролины» или «теста Каролины» (Caroline test).
"Критерии Каролины" — это известный прецедент в международном обычном праве, возникший в 1837 году и затем подтверждённый в решениях Нюрнгбергского трибунала, он как раз регулирует право государства на упреждающий удар.
История чрезвычайно интересная, описать её здесь целиком, конечно, невозможно. Упомяну только, что возник этот прецедент в связи с тем, что канадские борцы за независимость (т.е., выражаясь языком цивилизованного мира, сепаратисты) приобрели у Североамериканских Соединённых Штатов провизию и боеприпасы, которые должны были быть им доставлены на американском корабле под названием Caroline (теперь понятно, откуда название?). Правительство Великобритании посчитало, что этот корабль, принадлежащий США, является законной целью для нападения. Корабль был захвачен, подожжён и пущен самотёком с Ниагарского водопада.
В ходе последовавших долгих переговоров и тяжб было выяснено, что реальной необходимости (pressing need) действовать таким образом у Великобритании не было. Были принесены извинения. А в международном праве появился прецедент — набор критериев, которые оправдывают предупреждающее нападение государства (pre-emptive strike). Подчеркиваю: это целый набор критериев, которые здесь разбирать не стану — но туда входят, например, крайняя срочность (чего в помине не было в случае с убийством Сулеймани), невозможность решить вопрос путём обращения к правительству атакуемой страны и др.
Важнейшим понятием в «критериях Каролины» является как раз этот самый термин — «неотложная» угроза (немедленная, неминуемая, непосредственная — слово imminent по значению находится где-то в середине между всеми этими русскими аналогами). И теперь вы понимаете, почему юристы администрации президента настоятельно посоветовали использовать при обосновании убийства генерала Сулеймани именно этот термин.
Кстати, забавная (если это слово здесь уместно) деталь: когда «критерии Каролины» были использованы и подтверждены Нюрнбергским трибуналом, поводом для этого стало обсуждение незаконности нападения гитлеровской Германии на... нипочём не угадаете, на кого.
На Норвегию!