«…Я начал делать не 15, а 40 вдохов в минуту. Воздух почти не поступал, я почти ослеп. Парацетамол не помогал. Я заперся у себя в комнате, а еду родные мне оставляли под дверью. Температура была 39. Потом стало очень трудно дышать. Пропало обоняние, перестал ощущать вкус, с трудом различал предметы. Из-за недостатка кислорода начались головная боль и диарея. Я пытался вздохнуть, но воздух почти не поступал в лёгкие. В больнице рентген подтвердил воспаление лёгких. Меня поместили в аппарат ИВЛ. Я пытался обойтись без седации и интубации. Но всё-таки потерял сознание. В вентиляционном шлеме шум оглушающий и очень жарко. Ты потеешь, и кажется, что задыхаешься еще больше. Но потом воздух начинает поступать. Я реаниматолог, знаю, как реагируют зараженные, это мне помогло, — продолжает доктор Вавассори. — Мне давали несколько антивирусных препаратов, предусмотренный протоколом. Организму нужно время для выработки антител, они должны разрушить вирус раньше, чем тот разрушит лёгкие. А фагоциты уже займутся мёртвым вирусом и антителами. Два дня меня как будто не было. Во сне ты замечаешь, что тебе вводят кислород и жидкость. Время сжимается до мгновения. Это граница между жизнью и смертью, момент, который зачёркивает прошлое и настоящее. Когда я очнулся, мне казалось, что я дома проснулся рано утром. Но рядом со мной лежал мой бывший пациент, которого я лечил до этого. Любой предмет казался новым и необыкновенным, как ребенку. Сейчас я дышу с помощью маски».
Для любителей рассказывать, что "коронавирус - обычный грипп" и "раздули панику из ничего"
«…Я начал делать не 15, а 40 вдохов в минуту. Воздух почти не поступал, я почти ослеп. Парацетамол не помогал. Я заперся у себя в комнате, а еду родные мне оставляли под дверью. Температура была 39. Потом стало очень трудно дышать. Пропало обоняние, перестал ощущать вкус, с трудом различал предметы. Из-за недостатка кислорода начались головная боль и диарея. Я пытался вздохнуть, но воздух почти не поступал в лёгкие. В больнице рентген подтвердил воспаление лёгких. Меня поместили в аппарат ИВЛ. Я пытался обойтись без седации и интубации. Но всё-таки потерял сознание. В вентиляционном шлеме шум оглушающий и очень жарко. Ты потеешь, и кажется, что задыхаешься еще больше. Но потом воздух начинает поступать. Я реаниматолог, знаю, как реагируют зараженные, это мне помогло, — продолжает доктор Вавассори. — Мне давали несколько антивирусных препаратов, предусмотренный протоколом. Организму нужно время для выработки антител, они должны разрушить вирус раньше, чем тот разрушит лёгкие. А фагоциты уже займутся мёртвым вирусом и антителами. Два дня меня как будто не было. Во сне ты замечаешь, что тебе вводят кислород и жидкость. Время сжимается до мгновения. Это граница между жизнью и смертью, момент, который зачёркивает прошлое и настоящее. Когда я очнулся, мне казалось, что я дома проснулся рано утром. Но рядом со мной лежал мой бывший пациент, которого я лечил до этого. Любой предмет казался новым и необыкновенным, как ребенку. Сейчас я дышу с помощью маски».
-
Еще о маньяках, а также о честной британской журналистике
Вот так выглядит статья в The Times об интервью Ксении Собчак с маньяком. Putin’s ‘god-daughter Kseniya Sobchak gives rapist airtime to justify…
-
Как рассказывать о маньяках
Можно — так, как это делает Ксения Собчак. На которую не стану тратить здесь слов и неминуемо возникающих эмоций. А можно — так. как это делает…
-
Читая это, на всякий случай приготовьте гигиенический пакет - а то вдруг...
Новые высоты журналистики от одного телеканала, известного своей независимостью, критическим отношением к политикам любой партии — ну. и вообще…
- Post a new comment
- 3 comments
- Post a new comment
- 3 comments